- экспертное мнение кандидатов и докторов наук
- консультации юристов
- советы бизнес-тренеров
- подборки статей по интересующим вас темам
Артем Ткаченко: "Если назовете секс-символом, я не обижусь!"
01.11.2017 № 11 | (стр. 58)
-
Нравится
1
Он обратил на себя внимание с первой большой роли – в фантастическом триллере «Меченосец» Филиппа Янковского. С тех пор Ткаченко у режиссеров нарасхват: только за последние несколько лет он снялся в таких популярных картинах, как «Красная королева», «Пьяная фирма», «Охота на дьявола»… И, конечно, Артем – настоящая находка для журналистов. Он очень легок в общении, всегда позитивен, остроумен и даже критичен к себе, любимому.
Беседовал Андрей Колобаев
– Артем, вы из тех, кто с младых ногтей мечтал сниматься в кино?
– Не могу сказать, что видел себя во снах Аль Пачино или Смоктуновским, но помню, что, когда еще был маленьким, всегда пользовался успехом у родственников: веселил их, смешил, участвовал в каких-то представлениях. Словом, клоуничал как мог. И моя мама, которая сама очень творческий человек, первая заметила во мне артистизм и отправила меня в музыкалку. Причем военную, оркестровую.
– Ужас!
– Не то слово! Там дети маршировали в военной форме, строем, только с трубами… Это страшно! Я продержался меньше недели – после первой чистки туалета со слезами позвонил: «Мама, забери меня отсюда!» Мама тут же примчалась. А потом мы поняли, что мне не избежать театрального, и в 10-й класс я пошел в лицей с театральным уклоном.
– Какой момент стал решающим в выборе профессии?
– В этом лицее в 15 лет я сыграл роль Долгоносика в спектакле «Две стрелы». Если раньше, образно говоря, были «стишки» и «зайчики», то это была первая серьезная роль – со всеми вытекающими.
Наш прекрасный мастер, Борис Иосифович Бейненсон (который, кстати, уже воспитал целую «банду» актеров, успешно работающих сейчас в Москве и Питере), репетировал с нами вполне по-взрослому, по 8–10 часов. И давалась мне эта роль непросто.
Я помню и слезы, и свои какие-то очень резкие порывы: не раз все бросал, уходил, возвращался… То есть настоящие муки творчества были!
Помню, как на одном из спектаклей у меня была температура 39. И тогда я понял, что сцена лечит! Потому что за кулисами я терял сознание, с меня градом тек пот, но, стоило выйти на сцену, все это снимало как рукой. Вот так я узнал, в чем волшебная и удивительная сила искусства.
– Ваша первая картина – «Мечтать не вредно». Какие на ум приходят ассоциации?
– Это было как сон. Знаете, как я туда попал? Артист ТЮЗа Алексей Алексеев, видя, что я лежу на кровати и от скуки плюю в потолок, позвал меня за компанию с собой на съемку. Казалось бы, что может быть для молодого актера интересней? Но я ответил: «Ой, что-то не хочется!» Он ушел. И в этот момент меня вдруг что-то ужалило, я подскочил с кровати и рванул за ним.
Ассистентка по актерам Оля Логинова мне потом рассказывала: «Уже начался запуск фильма, но у нас не было главного героя – Шнека. Мы с Грибковым как раз эту тему обсуждаем. Поворачиваю голову и вижу тебя. Говорю Грибкову: “Смотри, Сереж, да вон же Шнек сидит!”» Вот так я попал в кино.
– У Филиппа Янковского в «Меченосце» вы сыграли уже главную роль. Она стала для вас судьбоносной?
– Однозначно да. После «Меченосца» моя карьера резко пошла по нарастающей. Но далась картина мне трудно, особенно пробы. Помню, как накануне волновался. Ночь не спал – пришел весь взъерошенный, с красными глазами...
А знаете, что было самое сложное? Съемки финальной сцены – смерти героини Чулпан Хаматовой. Я ждал, что мы эту сцену будем снимать ближе к концу фильма – по накатанной, прожив все и эмоционально прочувствовав. Ведь моего героя в этот момент должны были переполнять очень сложные чувства: он несет на руках тяжело раненную любимую женщину. А тут вдруг надо это сделать сейчас – чуть ли не в начале съемок. Вокруг куча людей… Но вроде справился.
– Уже научились выбирать картины, режиссеров и, если надо, твердо говорить «нет»?
– На эту тему есть история. Мне предложили роль в картине, про которую было заранее известно: у нее будет гарантированно счастливая прокатная судьба. И гонорар хороший предложили. А параллельно позвали сняться в фильме Романа Каримова «Вдребезги», но с такими словами: «Старик, извини, но работать придется бесплатно. Мы пока не знаем, копий будет одна или две...» В итоге я выбрал второй вариант и от этого только выиграл.
– В чем ваш выигрыш? Ни денег, ни славы…
– Классная роль, классный режиссер – что может быть лучше?! Ведь мне еще никогда не доводилось работать с молодым режиссером именно так, как Рома это
делает. К сожалению, чаще всего кино сегодня снимают без репетиций, без разборов, с первого дубля! А здесь была настоящая интересная работа, и это бесценно. Это я к тому, что надо слушать свое сердце и иногда выбор делать не в пользу денег. В итоге получается как нельзя лучше для нас самих.
– То есть деньги вас абсолютно не интересуют? Вы романтик?
– В каком-то смысле романтик…. Нет, когда нечем платить за квартиру (такое, особенно раньше, часто бывало), то поневоле думаешь: где бы взять немножечко денежек? Но если говорить серьезно, то… не хочется уподобляться. Очень. Сопротивляюсь как могу.
– Армен Джигарханян как-то загадочно сказал: «В нашей профессии есть болезни пострашнее звездной». Как вы думаете, что он имел в виду?
– Мне кажется, самое страшное, когда актер выходит в тираж. Когда много работы и ты прыгаешь из проекта в проект, не успевая переключаться, твое мастерство истончается. Талант уходит. Говорят, однажды Марлон Брандо поинтересовался у Джонни Деппа: «Джонни, в скольких картинах в год вы играете?» «В среднем – в трех», – ответил тот. «Будьте осторожны, – заметил Брандо. – У актера не может быть столько лиц!»
– Вы ощущаете себя популярным актером?
– Мне, безусловно, приятно, когда меня узнают девушки и хихикают при этом. Я хихикаю им в ответ. Если они просят что-нибудь подписать, с удовольствием это делаю. У меня не тот этап славы, который раздражает, заставляет прятаться и шифроваться.
– Если честно: хочется стать секс-символом?
– По крайней мере, если об этом скажут или напишут, не сочту за оскорбление!
– Артем, вы из тех, кто с младых ногтей мечтал сниматься в кино?
– Не могу сказать, что видел себя во снах Аль Пачино или Смоктуновским, но помню, что, когда еще был маленьким, всегда пользовался успехом у родственников: веселил их, смешил, участвовал в каких-то представлениях. Словом, клоуничал как мог. И моя мама, которая сама очень творческий человек, первая заметила во мне артистизм и отправила меня в музыкалку. Причем военную, оркестровую.
– Ужас!
– Не то слово! Там дети маршировали в военной форме, строем, только с трубами… Это страшно! Я продержался меньше недели – после первой чистки туалета со слезами позвонил: «Мама, забери меня отсюда!» Мама тут же примчалась. А потом мы поняли, что мне не избежать театрального, и в 10-й класс я пошел в лицей с театральным уклоном.
– Какой момент стал решающим в выборе профессии?
– В этом лицее в 15 лет я сыграл роль Долгоносика в спектакле «Две стрелы». Если раньше, образно говоря, были «стишки» и «зайчики», то это была первая серьезная роль – со всеми вытекающими.
Наш прекрасный мастер, Борис Иосифович Бейненсон (который, кстати, уже воспитал целую «банду» актеров, успешно работающих сейчас в Москве и Питере), репетировал с нами вполне по-взрослому, по 8–10 часов. И давалась мне эта роль непросто.
Я помню и слезы, и свои какие-то очень резкие порывы: не раз все бросал, уходил, возвращался… То есть настоящие муки творчества были!
Помню, как на одном из спектаклей у меня была температура 39. И тогда я понял, что сцена лечит! Потому что за кулисами я терял сознание, с меня градом тек пот, но, стоило выйти на сцену, все это снимало как рукой. Вот так я узнал, в чем волшебная и удивительная сила искусства.
– Ваша первая картина – «Мечтать не вредно». Какие на ум приходят ассоциации?
– Это было как сон. Знаете, как я туда попал? Артист ТЮЗа Алексей Алексеев, видя, что я лежу на кровати и от скуки плюю в потолок, позвал меня за компанию с собой на съемку. Казалось бы, что может быть для молодого актера интересней? Но я ответил: «Ой, что-то не хочется!» Он ушел. И в этот момент меня вдруг что-то ужалило, я подскочил с кровати и рванул за ним.
Ассистентка по актерам Оля Логинова мне потом рассказывала: «Уже начался запуск фильма, но у нас не было главного героя – Шнека. Мы с Грибковым как раз эту тему обсуждаем. Поворачиваю голову и вижу тебя. Говорю Грибкову: “Смотри, Сереж, да вон же Шнек сидит!”» Вот так я попал в кино.
– У Филиппа Янковского в «Меченосце» вы сыграли уже главную роль. Она стала для вас судьбоносной?
– Однозначно да. После «Меченосца» моя карьера резко пошла по нарастающей. Но далась картина мне трудно, особенно пробы. Помню, как накануне волновался. Ночь не спал – пришел весь взъерошенный, с красными глазами...
А знаете, что было самое сложное? Съемки финальной сцены – смерти героини Чулпан Хаматовой. Я ждал, что мы эту сцену будем снимать ближе к концу фильма – по накатанной, прожив все и эмоционально прочувствовав. Ведь моего героя в этот момент должны были переполнять очень сложные чувства: он несет на руках тяжело раненную любимую женщину. А тут вдруг надо это сделать сейчас – чуть ли не в начале съемок. Вокруг куча людей… Но вроде справился.
– Уже научились выбирать картины, режиссеров и, если надо, твердо говорить «нет»?
– На эту тему есть история. Мне предложили роль в картине, про которую было заранее известно: у нее будет гарантированно счастливая прокатная судьба. И гонорар хороший предложили. А параллельно позвали сняться в фильме Романа Каримова «Вдребезги», но с такими словами: «Старик, извини, но работать придется бесплатно. Мы пока не знаем, копий будет одна или две...» В итоге я выбрал второй вариант и от этого только выиграл.
– В чем ваш выигрыш? Ни денег, ни славы…
– Классная роль, классный режиссер – что может быть лучше?! Ведь мне еще никогда не доводилось работать с молодым режиссером именно так, как Рома это
делает. К сожалению, чаще всего кино сегодня снимают без репетиций, без разборов, с первого дубля! А здесь была настоящая интересная работа, и это бесценно. Это я к тому, что надо слушать свое сердце и иногда выбор делать не в пользу денег. В итоге получается как нельзя лучше для нас самих.
– То есть деньги вас абсолютно не интересуют? Вы романтик?
– В каком-то смысле романтик…. Нет, когда нечем платить за квартиру (такое, особенно раньше, часто бывало), то поневоле думаешь: где бы взять немножечко денежек? Но если говорить серьезно, то… не хочется уподобляться. Очень. Сопротивляюсь как могу.
– Армен Джигарханян как-то загадочно сказал: «В нашей профессии есть болезни пострашнее звездной». Как вы думаете, что он имел в виду?
– Мне кажется, самое страшное, когда актер выходит в тираж. Когда много работы и ты прыгаешь из проекта в проект, не успевая переключаться, твое мастерство истончается. Талант уходит. Говорят, однажды Марлон Брандо поинтересовался у Джонни Деппа: «Джонни, в скольких картинах в год вы играете?» «В среднем – в трех», – ответил тот. «Будьте осторожны, – заметил Брандо. – У актера не может быть столько лиц!»
– Вы ощущаете себя популярным актером?
– Мне, безусловно, приятно, когда меня узнают девушки и хихикают при этом. Я хихикаю им в ответ. Если они просят что-нибудь подписать, с удовольствием это делаю. У меня не тот этап славы, который раздражает, заставляет прятаться и шифроваться.
– Если честно: хочется стать секс-символом?
– По крайней мере, если об этом скажут или напишут, не сочту за оскорбление!
Похожие статьи
Предыдущая статья номера:
Следующая статья номера:
Жизнь
Не надо паники
Не надо паники
-
-
Жизнь
Этот неловкий момент...
Этот неловкий момент...
-
-