Беспокойство, ставшее словами

Автор: Евгений Лыков, лидер музыкального проекта «Колокол»

Творческая преемственность – это когда ты создал что-то в результате внутреннего беспокойства, вызванного созерцанием шедевра, вне зависимости от его стилистической принадлежности. Полагаю, способность будить творческое воображение и является одной из наиболее точных примет шедевра. Перед вами результаты внутреннего беспокойства, вызванного посещением трех храмов Золотого кольца. Беспокойства, ставшего словами.

КАМЕННАЯ ПЕСНЯ О БАБУШКАХ
Георгиевский собор в Юрьеве-Польском – каменная книга. Как во всякой хорошей книге, многое там читается только между строк, а кое-что нужно додумывать самому. Вот, например, этот лев – напоминание о том, что в храме надо вести себя тихо. Видите, он зажимает себе язык? Сейчас с этой целью на дверях в храм изображают перечеркнутые мобильники. Про ожерелье из округлых женских лиц, расположенных на колонне, экскурсовод сказала, что это девы. Решительно не согласен. Это самые обычные бабушки. Которые заботились о внуках, выполняющих княжеский заказ, вырезая по белому известняку восхитительные узоры и веселых зверей. Владимир Мономах, дед Андрея Боголюбского, в своем «Поучении» писал: «Зверье разноличнии, и птица, и рыбы украшено Твоим промыслом, Господи! Все же то дал Бог на угодье человеком, на снедь, на веселье». Вот об этом веселье и старались напомнить нам безвестные мастера, украшая стены собора благодарными своими руками. Мокли под дождем, простывали на ветру, хлюпали носами и грели руки, забывали поесть. А бабушки носили им супы и каши в горшочках, заставляли проглотить противопростудную чесночину, переодеть мокрые портянки, загоняли в тепло, покорно выслушивали жалобы и грубости творческих внуков, утешали и одобряли. Бабушки на Руси такие тихие и несгибаемые. А теперь ответьте мне: могли ли те мастера не увековечить на стенах своих бабушек? Конечно, заказчику они понавешали на уши лапши: – Это кто такие там, на колонне? – А это, княже, девы райские, добродетелями многими украшенные. По последней византийской моде изваяли... – А, да. Лепо, лепо. Молодца!.. И только теперь мы знаем наконец правду. Справедливость восторжествовала. Благодаря мне…

  ТАИНСТВЕННЫЕ ЗВОНЫ
Когда я в первый раз попал в Ростов Великий, очень хотел услышать знаменитого Сысоя. Того самого, который весит, как стадо индийских слонов. Затем и приехал, собственно. В моем сознании это было что-то вроде трубы страшного суда: огромное и нечеловечески прекрасное. Звоны давали в начале каждого часа. До начала сеанса оставалось еще минут сорок, и я купил билет на звонницу Успенского собора, поднялся по узкому ходу, прогрызенному в кирпичной кладке зверем, неведомым зоологам, и очутился в тронном зале, где члены королевской семьи взирали на меня. Миновав мелочь с себя размером, приблизился к Сысою. Он висит левее других. Положил ладонь на нагретую солнцем поверхность, медленно пошел вокруг. Ни к селу ни к городу вспомнился бородатый анекдот: «…такой рожей да медку бы навернуть». Уткнулся в него носом и потянул воздух. Здоровяк пах хорошо – нагретой сухостью, надежностью и, чуть уловимо, голубиным пометом. Открыл глаза и задрал голову. Бронзовый динозавр нависал надо мною дирижаблем. Я несильно ткнул его кулаком в бочину и почувствовал, как внутри огромного тела что-то легонько и многообещающе загудело.

    ЗВОННИЦА УСПЕНСКОГО СОБОРА ВХОДИТ В АНСАМБЛЬ ПАМЯТНИКОВ РОСТОВСКОГО КРЕМЛЯ. ОСОБЕННОСТИ КОНСТРУКЦИИ И БЛИЗОСТЬ ОЗЕРА НЕРО ПОРОЖДАЮТ МОЩНЫЙ АКУСТИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ. РОСТОВСКИЕ ЗВОНЫ ИЗВЕСТНЫ ВО ВСЕМ МИРЕ.

  Внизу уже собрались люди. Звонарь, молодой парень, затоптал бычок и исчез в темноте ведущего наверх хода. Сначала долго разминался на колоколах поменьше, тянул время, как опытный артист. Наконец с видом укротителя подошел к закрывающей небо громаде. Налегая всем телом, повисая на веревке, стал раскачивать язык. Ценители прикрыли глаза. Сейчас полетят искры, подумал я. Густой зык поплывет над городом и походя, как мокрой тряпкой, смахнет с березы за пашней возмущенных галок. Ухнуло. Я испытал страшнейшее в своей жизни разочарование. Гигант звучал, как старый жестяной таз. До большой октавы. Какой уж тут тембр…

  НАХОДЯЩИЙСЯ В СТОРОНЕ ОТ ТУРИСТИЧЕСКИХ ТРОП ЮРЬЕВ-ПОЛЬСКИЙ НЕ ТАК ПОПУЛЯРЕН, КАК ВЛАДИМИР. А ЗРЯ. ХРАМ ГЕОРГИЯ ПОБЕДОНОСЦА XIII ВЕКА НЕОБХОДИМО УВИДЕТЬ ХОТЯ БЫ ОДНАЖДЫ.


БЕЛЫЕ ПТИЦЫ ПОКРОВА
Храм Покрова на Нерли построен в память о человеке. Отцом – великим князем Андреем Боголюбским. Княжич не был ребенком. Лет 18 ему было. Но, видимо, наши дети остаются детьми всегда. И когда они уходят раньше нас, с ними уходят надежды. Уходит твое завтра, которое могло сбыться, но не сбылось. Не случилось. Так бывает, но в этом много боли. И вот Покров эту боль каким-то образом гасит. Ты идешь к нему через долгое, абсолютно пустое поле, где в сумерках на травах повисает туман, в котором видны тени ушедших. Идешь и несешь свою боль. А храм стоит к тебе спиной и смотрит куда-то вдаль и вверх. Я не знаю, как это получается, но впечатление именно такое. Ты не воспринимаешь его как здание. А как воспринимаешь? Ну, видимо, каждый по-своему. Зависит от личного опыта и вообще способности воспринимать. Я сразу вспомнил, как гулял по холмам Переславля, заросшим дикой клубникой и душицей, а впереди меня, в белой рубашке, почти не касаясь ногами травы, летел мой сын. Наверное, это бывает в жизни каждого отца. Смотришь, как мелькает белая рубашка, и радуешься за этот стремительный разбег, и думаешь: «Беги, жеребенок!» Понятно, в общем. А потом… Пусть такое никогда не произойдет, но ведь происходит же… Потом белая рубашка сворачивает за холм. Ты спешишь следом, а там уже нет никого, только пустое поле и на нем вечерний туман и маленький белый храмик с мальчишеской фигуркой, с тонкой, вытянутой шеей, напоминающий птицу на взлете. Подходишь ближе, и храм превращается в игрушку. Знаете, мягкие игрушки оставляют на месте гибели детей? Вот такая игрушка. И даже веселые резные зверячьи морды, торчащие из камня, все эти львы, припадающие и приветствующие, добрые птицы с хитрыми глазами – еще утром у Дмитриевского собора во Владимире я над ними ухохатывался. А здесь они воспринимаются именно как игрушки, как обитатели осиротевшей детской, которых кладут в гроб вместе с маленьким хозяином. Ты садишься на скамейку или подходишь к реке, замираешь и чувствуешь, что это место забирает, впитывает всю боль, все тревоги, которые ты принес с собой. Остается только светлая печаль, с которой жить все-таки можно. И ребенок твой жив каким-то странным образом. К нему можно прийти и услышать краем уха: «Привет, папа, как дела?» Ты уходишь – и оборачиваешься. Потому что не обернуться нельзя. И уходит в туман место, где нет времени, где каким-то непонятным образом земное не властно и твои мертвые ждут тебя. 
ХРАМ ПОКРОВА НА НЕРЛИ ВХОДИТ В СПИСОК ОБЪЕКТОВ ВСЕМИРНОГО НАСЛЕДИЯ ЮНЕСКО. ОН «ЯВЛЯЕТСЯ НЕ ТОЛЬКО САМЫМ СОВЕРШЕННЫМ ХРАМОМ, СОЗДАННЫМ НА РУСИ, НО И ОДНИМ ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ПАМЯТНИКОВ МИРОВОГО ИСКУССТВА…»  И.Э ГРАБАРЬ.